После того как Mass-media обрели глобальный характер, исследователи приходят к мысли, что «информационное загрязнение среды» и результаты гиперэксплуатации психических ресурсов человека могут иметь еще более катастрофические последствия для выживания социума, чем экологическое загрязнение природной среды…
«Массовая коммуникация стала виртуальной психикой глобального виртуального субъекта, когда управляемость условна, а самодетерминация абсолютна… Коммуникативная открытость общества и информационная безопасность личности — взаимогарантирующие понятия. Механизмы, циклы и условия информационного метаболизма социума, реализуемые массовой коммуникацией, должны стать предметом новой отрасли психологии — медиапсихологии…»
Современную эпоху называют информационной эрой. Это время рождения Интернета, новых информационных технологий, стремительного внедрения электроники во все сферы жизни. И одновременно это время информационных войн, яростной борьбы за частоты и каналы. Время имиджмейкеров и PR-кампаний. Никакое решение не проходит без так называемой информационной поддержки. Исход противостояния зачастую предрешен победой в информационных сражениях. Военные действия ведутся в умах людей.
Общеизвестными и употребительными применительно к массовой информации стали термины «информационный киллер», «черный PR», «лоббирование», «шантаж», «наезд», «опускание», «информационное давление» и т.д. Терминология своей жесткостью и откровенностью соответствует медиа-стратегиям и технологиям. Но самое удивительное заключается не в откровенности терминологии, и не в цинизме приемов манипуляции, а в том, что аудитория знает практически все об этих приемах и методах, но реагирует так, как если бы не знала.
С другой стороны, ощущение абсолютной управляемости общественных настроений неожиданно сменяется ощущением абсолютной неопределенности и произвольности, а попытки полного контроля информационных потоков приводят к противоположному результату. Когда-то соединение компьютеров в сеть было предложено военным ведомством для лучшего контроля и управления, но со временем именно сеть стала источником неуправляемых информационных потоков.
Эти и многие другие парадоксы свидетельствуют, что область массовой коммуникации пока «terra incognita» для действительной науки. Попытки достоверно объяснить удивляющие феномены управляемости — непредсказуемости, обусловленности — спонтанности, сопричастности — суверенности, открытости — непроницаемости пока безуспешны.
По всей видимости, разгадку следует искать в особенностях той сферы психического, которая обнаруживает себя в парадоксах массовой коммуникации. Причиной парадоксов является совмещение позиций субъекта и объекта воздействия в массовой коммуникации. Субъектом и объектом воздействия выступает коллективное сознание, регулирующее себя посредством массовой коммуникации.
Массовая коммуникация, с точки зрения медиапсихологии, есть система саморегуляции коллективного сознания, по сути — автокоммуникация, специфическая функция самоорганизации целостного социального организма. Средства массовой коммуникации, по выражению М. Маклюена, являются «продолжением нервной системы». С этим вполне можно согласиться. Но если средства массовой коммуникации — нервная система, то сама массовая коммуникация — своеобразный психический механизм, обусловливающий восприятие и переработку информации на уровне коллективного сознания. На уровне индивидуального сознания аналогом этого процесса являются высшие психические функции, определяющие приспособление к реальности.
В системе представлений отечественной психологии, всякая высшая психическая функция (в отличие от простых рефлексов и природных инстинктов) — не анатомическое образование, а функциональный орган, то есть подвижная динамическая система, ориентированная на задачу. Её структура определяется характером используемых средств и инструментов.
Так, очки и глаза представляют своего рода функциональный орган, требующий формирования новой зрительно-моторной координации, изменения глазодвигательных реакций, бинокулярных навыков и т.д. и, конечно, определенного периода адаптации. Можно себе представить, какие изменения происходят при этом в системе нейронных связей. Поэтому отказ от очков требует новой перестройки зрительной функции. Гораздо сложнее обстоит дело с высшими психическими, когнитивными функциями. Использование новых орудий — средств приводит к перестройке мыслительных операций, появлению новых психических возможностей. Средства массовой коммуникации представляют собой аппарат мышления современного человека.
Включение субъекта в систему массовой коммуникации изменяет психотехнику восприятия, мышления и поведения, расширяет психические возможности человека, многократно интенсифицирует информационный обмен между индивидами. Это обусловливает синхронизацию и достижение когерентности психической активности на уровне коллективного сознания в целом. Мышление в структуре глобальных информационных процессов приобретает новые свойства как Net-мышление (сетевое мышление) и представляет собой иную парадигму по отношению к ранее преобладавшей форме рационалистического мышления.
Но если существует особая сфера психического, достаточно автономная и независимая, с собственной системой саморегуляции, то должна существовать и специальная отрасль психологии, исследующая её закономерности — медиапсихология.
Массовая коммуникация как процесс спонтанной самоорганизации и саморегуляции коллективного сознания, как механизм поддержания психического гомеостаза есть специфический предмет медиапсихологии.
С этой точки зрения исчезает ряд неразрешимых противоречий массовой коммуникации, как, например, проблема суверенности или зависимости сознания от медиа (медиацентрированные и антропоцентрированные модели массовой коммуникации), соотношение субъекта и объекта воздействия (медиа манипулирует коллективным сознанием или коллективное сознание изменяет медиа). На самом деле, массовая коммуникация — и есть сам процесс изменения коллективного сознания. Перефразируя известное изречение Л.С.Выготского о соотношении мышления и речи, можно сказать, что коллективная мысль не выражается в массовой коммуникации, но совершается в ней. Степень управляемости массовой коммуникации, как и коллективного сознания, условна, аутентичность и спонтанность абсолютны.
Речь, таким образом, идет о психическом процессе, протекающем в режиме реального времени. С одной стороны, это вполне стохастический процесс, складывающийся как равнодействующая вихрей и потоков, индивидуальных воль и потребностей. С другой, это надличностный процесс, не подчиненный ничьей воле. Если использовать аналогию с магнитным полем и железными стружками, то в магнитном поле массовой коммуникации индивидуальные намерения, потребности групп и социальных институтов подвергаются мощному действию силы надличностных факторов, дрейфуют, ориентируются и выстраиваются вдоль силовых линий поля. Форма и структура силового поля зависят от тех объектов, которые в нем находятся, и действительно представляют собой равнодействующую всех сил, образующих систему. Форма поля может изменяться с течением времени по мере истощения одних зарядов, наращивания других, перемещения объектов, появления новых и т.д. Энергия объектов всегда избыточна по отношению к системе (ведь объекты в известной степени самодостаточны и относительно независимы, например, могут выходить за пределы системы). Они способны самопроизвольно изменяться. По мере накопления этих изменений система меняется тоже. Таким образом, её равновесие — динамическое.
Наиболее яркой иллюстрацией такого рода системы является Интернет. Его принцип существования — самоорганизация. «Нет направляющей руки, нет программиста. Самоорганизация рождается самой системой в результате потери устойчивости некоторого состояния». Это не означает, что раньше таких систем не было. Все естественные системы такие. Тем более, такова природа массовой коммуникации. Просто Интернет сделал явным и наблюдаемым то, что раньше было скрыто.
Массовая коммуникация, общественное мнение являются такого рода системами. Ощущение всемогущего субъекта-управителя (четвертой власти) здесь неожиданно сменяется ошарашенностью паяца, послушностью автомата и обратно. Суть же в том, что нет, и не может быть, субъекта-управителя, а значит и односторонне управляемых объектов. Все участники активны и как самостоятельные единицы непредсказуемы. Участие каждого вносит свой вклад в полилог мышления, что и обусловливает порождающие свойства массовой коммуникации.
Одной из основных категорий медиапсихологии, таким образом, является «творчество в процессе коммуницирования». Оно отражает, с одной стороны, способность человека к спонтанному мышлению и самовыражению в условиях массовой коммуникации. С другой, — фиксирует специфические особенности порождающей деятельности на уровне коллективных процессов.
То, что массовая коммуникация представляет собой полилог, стало очевидным с появлением электронной сети. Интернет предоставил возможность говорить и быть услышанным каждому. Лавина личных сайтов, автобиографий, мнений, собственных публикаций, спонтанных обсуждений, форумов и конференций заполнила виртуальное пространство Интернет, которое ширится и растет как ручей, превращающийся в полноводную реку.
Дифференциация ролей коммуникатор — реципиент все более стирается и, наконец, становится чисто условной, а статусное различие (коммуникатор более компетентный, авторитетный и т.д.) и вообще исчезает. С появлением Интернет, мобильной связи и других лабильных средств массовой коммуникации взаимосвязь участников коммуникативного процесса становится не двусторонней и однонаправленной, а многосторонней, наподобие сложнейшего тезауруса нервных связей в центральной нервной системе. Становится очевидным, что прежняя модель одностороннего воздействия медиа на аудиторию является лишь частным случаем, упрощением действительной природы массовой коммуникации. Как геометрия Евклида — особый случай проявления законов геометрии Лобачевского в строго определенных ограниченных условиях. А законы физики Ньютона — вариант квантовой физики для макропроцессов, если пренебречь бесконечно малыми значениями основных постоянных. Однако, основываясь на приближениях и упрощениях, нельзя с достаточной точностью описывать и предсказывать явления на глубинном уровне.
Включение субъекта в массовую коммуникацию изменяет психотехнику восприятия, мышления и поведения.
Расширяется пространство восприятия, открывается доступ к множеству взаимодополнительных каналов — источников информации.
Появляется доступ к мощным базам данных, фактически безразмерной становится сознательная коллективная память, а значит, открываются возможности для сопоставления и свободного манипулирования различной информацией.
Активизируются процессы параллельной обработки информации различными участниками массовой коммуникации, взаимовлияние и синхронизация процессов мышления.
Возникает возможность личного непосредственного участия в коллективном мышлении путем прямого общения (интерактивные каналы телевидения, радио, чаты), выражения собственного мнения (рейтинг опросы, форумы и интернет конференции).
Усиливается значение вероятностного мышления, все большую роль играет использование случайных, стохастических моментов в поиске и анализе информации.
Эвристика, непосредственное ощущение истинности начинает преобладать над доказательностью.
Идея детерминизма и причинно-следственной связи явлений отступает на второй план перед актуальной динамикой событий «здесь и теперь».
Возрастает доверие к бессознательному умозаключению, стимулируется интуитивная самоорганизация мышления.
Формируется стремление к публичности, самовыражению. Культивируются субъективность, индивидуальность, единичность и спонтанность самопроявления.
Фактически складывается новая сфера существования личности — «публичная субъективность», реализуемая в многочисленных вариантах «виртуальной идентичности», которая становится и дополнением, и способом развития личности. Влияние массовой коммуникации на психологические процессы становления и развития личности является еще одной важной проблемой медиапсихологии.
Огромный интерес представляет собой сам процесс коллективного творчества, динамика порождения решений в «силовых полях» индивидуальных интересов и целей участников. Тайна стихийных массовых движений, необъяснимых симпатий и антипатий, харизмы, иррациональных убеждений аудитории скрывается зачастую в неясных закономерностях «массовой психодинамики». Выявление закономерностей коллективных психодинамических процессов в массовой коммуникации представляет собой одну из центральных проблем медиапсихологии и имеет, помимо теоретического, сугубо практический интерес. Так, в одном из медиапсихологических исследований накануне президентских выборов 1996 года в России, удалось предсказать исход голосования на основе анализа актуализированных в ходе опроса сказочных архетипических образов. В этом исследовании была показана роль глубинных архетипических представлений и символов в формировании харизмы политического лидера и, в частности, символическое значение образа медведя. Огромное значение в анализе социальной психодинамики приобретает развитие психосемантических методов реконструкции ментальности социума.
В результате спонтанного творчества всех участников коммуникативного процесса повышается стихийность, хаотичность и недоступность всей системы для внешнего управления. Но одновременно нарастают тенденции к спонтанной самоорганизации, сплочению и размежеванию — то, что называется групповой динамикой, а также стремление самих участников коммуникации использовать и подчинить психологическую энергию групповой динамики достижению тех или иных целей: политических, экономических, организационных. Нагнетание истерии, психоза, изоляция, отвержение, оскорбления, «наезды» и шантаж в массовой коммуникации аналогичны таким же процессам в реальных контактных группах.
Так возникает проблема информационной безопасности и коммуникативной открытости. Как категории медиапсихологии эти понятия лишены политического содержания и являются формальной характеристикой интактности и функциональной сохранности массовой коммуникации как системы саморегуляции коллективного сознания. Под информационной безопасностью понимается, в первую очередь, психологическая безопасность индивида, включенного в массовую коммуникацию:
— свобода от попыток контроля сознания, морального давления, дискриминации ,
— защита психического здоровья от некорректного воздействия,
— контроль качества информации, исключение возможностей заведомого искажения реальности, фальсификации фактов, целенаправленного введения в заблуждение.
Несоблюдение принципов безопасности информационного воздействия, как показали исследования, наносит двоякий ущерб личности: со стороны психофизиологических нарушений (срыв высшей нервной деятельности) и со стороны психосоциальной дезадаптации (разрушение личностной целостности, системы ценностей, мортификации личности). В связи с этим встает широкий круг проблем: от медико-психологических особенностей восприятия информации человеком до понятия психологической травмы, критериев корректности информационного воздействия и типологии виртуальности. Именно эти проблемы оказались в центре внимания участников секции «Медиапсихология», которая была впервые организована в рамках Международной конференции «Журналистика в 2000 году: Реалии и прогнозы развития».
Проблема информационной безопасности имеет смысл только в контексте признания суверенности индивидуального сознания, самостоятельной ценности каждого индивида в процессах массовой коммуникации. Отсюда вытекает право личности на охрану своего психического здоровья и защиту от нежелательного воздействия со стороны коммуникатора, будь то конкретное лицо или институциализированный субъект массовой коммуникации.
Информация является средой обитания современного человека. От её качества зависит психическое и физическое здоровье человека. Рост критических настроений и даже агрессии по отношению к средствам массовой коммуникации во всех слоях общества показывает, что, с одной стороны, усиливается травматизация населения средствами массовой коммуникации, а с другой, активизируется стремление к самозащите, которое выражается в падении доверия к СМК, а также в попытках определить критерии «экологической безопасности» информационной среды. Такая постановка проблемы, прежде всего, связана с осознанием приоритета прав личности, её психологической и физической безопасности по отношению к интересам, лоббируемым теми или иными группировками.
Несоблюдение необходимых правил психологической защиты средствами массовой коммуникации приводит к широкой трансляции психотравмирующих факторов и, как следствие, к массовой травматизации населения, отдаленные последствия которой, по имеющимся данным, еще хуже непосредственной эмоциональной реакции разочарования, страха или гнева.
Согласно психологическим исследованиям, информационное воздействие приобретает патогенный характер и способно привести к массовой травматизации населения в случаях актуализации страха смерти, беспомощности и чувства вины. В этой связи следует считать неприемлемым в частности:
— съемку человека «врасплох» в момент острого горя и отчаяния,
— показ человека в ситуации унижения, оскорбляющего его человеческое достоинство,
— демонстрацию пыток, морального и физического издевательства,
— прямое или косвенное оправдание действий агрессора, явившихся причиной страданий жертвы,
— показ торжества и безнаказанности насильника (будь то конкретные лица или социальный субъект),
— предоставление слова в эфире насильнику (что косвенно «легализует» его действия),
— прямое или косвенное обвинение или порицание самой жертвы,
— призывы к коллективному покаянию и искуплению,
— сарказм или юмор по адресу жертвы.
Форма представления потенциально стрессогенной информации средствами массовой коммуникации должна отвечать ряду условий, обеспечивающих минимальный уровень психологической защиты населения, таких как:
— конструктивное представление проблемы (показ людей в состоянии активного сопротивления, реальной деятельности по преодолению возникшей ситуации),
— анализ возможных способов конструктивного преодоления трудностей,
— информирование о ходе решения проблемы, вплоть до её окончательного разрешения (о чем часто забывают сообщить средства массовой информации),
— оказание психологической поддержки пострадавшим и участникам спасательной операции (демонстрация социального одобрения и помощи).
Нарушение этих правил может служить показателем наличия мотивов, не имеющих отношения к свободному распространению информации, направленных на достижение эмоционального и психологического контроля над личностью. И это, в свою очередь, вызывает саморазрушительные процессы в самой массовой коммуникации: актуализацию неадекватных психологических защиту аудитории (избежание, отрицание, регресс, психотические реакции), потерю доверия к источнику информации, блокирование способности конструктивного мышления и т.д., вплоть до редукции основных функций массовой коммуникации, кроме элементарного эмоционального заражения и канализации аффекта.
Долговременные и латентные влияния массовой коммуникации на общество (как патогенные, так и социотерапевтические) до сих пор оставались в стороне от серьезного научного исследования. Внимание привлекали в основном курьёзные прецеденты, например, массовая паника в США во время трансляции радиопостановки по мотивам романа Герберта Уэллса «Война миров». Были отдельные попытки использовать СМК для купирования и ослабления травматических реакций населения после чрезвычайных ситуаций, катастроф, например, после взрыва на Чернобыльской АЭС. Но самое широкое распространение получили технологии направленного формирования общественного мнения в период предвыборных кампаний. Можно привести множество доказательств того, что современный журналистский текст опирается не на идеологию, а на ментальные структуры, базовые ценности и страхи массовидного человека. На секции медиапсихологии, упомянутой выше Международной конференции «Журналистика в 2000 году», подробно рассматривался конкретный прецедент, имеющий типологическое значение.
Когда на президентских выборах (1996) возникла гипотетическая опасность, что во второй тур выйдут Г. Зюганов и В. Жириновский, рейтинги которых были заметно выше, чем у Б. Ельцина, родился план «раскрутить» кандидатуру генерала А. Лебедя, чтобы, оттянув на него «патриотический электорат», просто снять «проблему ЛДПР». Тогда имиджмейкеры из группы Б. Березовского выпустили на телеэкраны два пропагандистских ролика, структурно схожих как близнецы.
Первый. Широкая лента реки. В пойме — костер. Варится уха. Группа плотных мужчин, видимо довольных, улыбчивых, уверенных в движениях… Кто-то из них не очень внятно, как бы про себя, проговаривает: «Вот все у нас есть! Теперь только еще бы человека…» Проникновенный голос диктора: «Есть такой человек! И ты его знаешь». Крупно — портрет Александра Лебедя, плотного мужчины с апломбом атамана.
Второй. Широкая лента реки. Пароход. На палубе под проливным дождем упоенно отплясывает плотный мужчина. Не очень внятно, как бы сказанные про себя, звучат слова: «Вот все у нас есть! Теперь только еще бы человека…» Проникновенный голос диктора: «Есть такой человек! И ты его знаешь». Крупно — портрет Александра Лебедя, плотного мужчины с апломбом атамана.
Тут каждая деталь восходит к архетипическим ценностям русской ментальности. Река — символ дороги, пути, судьбы и жизни. Костер — символ своей охоты, свободного привала, независимого существования. Ладья, корабль — символ казацкой доли, надежды и удачи, активности и успеха. Дождь — символ благодати. И, наконец, диалог голосов о главном человеке, предводителе, атамане. Что он значит в русской ментальности, можно понять хотя бы по песне «Любо, братцы, любо», а лучше — по пронзительным строкам поэмы Сергея Есенина «Пугачев»: «Проведите! Проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!».
Хотя на президентских выборах (1996) В. Жириновский потерял большую часть электората и с тех пор уже не воспринимается как политик первого ряда; хотя А. Лебедь занял в первом туре почетное третье место, чем способствовал выходу Б. Ельцина во второй тур, а затем, порекомендовав своим избирателям отдать свои голоса действующему Президенту, обеспечил ему победу, — генерала быстро сняли с должности секретаря Совета Безопасности РФ. Впрочем, он успел-таки наделать немало трудноисправимых ошибок, которые вызвали глубокое разочарование, прежде всего у тех людей, которые «голосовали менталитетом». Б. Березовский чуть ли не единственный олигарх, который на выборах в Российской Федерации с неизменным успехом разыгрывал «русскую карту». Но есть объективные основания утверждать, что конечные результаты столь эффективного имиджмейкерства и его самого не только привели к глубокому разочарованию, а даже перепугали.
Характерно, что во всех подобных случаях приоритетными являлись достаточно кратковременные и локальные, прагматические цели управления обществом без какой-либо проверки «экологической безопасности» таких манипуляций. Между тем, необходимо рассматривать долговременные эффекты массовой коммуникации в контексте жизненного цикла общества в целом. Можно предположить, что неоправданная эксплуатация сакральных образов приводит к их обесцениванию, а перенапряжение социодинамических ресурсов — к последующей апатии и мортификации социума. Не случайно (и это тоже реакция социума) в последнее время исследователи ставят вопрос о том, что «информационное загрязнение» среды и результаты гиперэксплуатации психических ресурсов человека могут иметь еще более катастрофические последствия для выживания социума, чем экологическое загрязнение природной среды.
Осознание механизмов социодинамических реакций и их последствий становится одним из важнейших условий саморегуляции социума и в этом смысле является частью, фактором развития самой массовой коммуникации. Что справедливо и для самой медиапсихологии, которая также включена в массовую коммуникацию. Превышение определенного уровня сложности порождает рефлексивные механизмы саморегуляции. Таким образом, предметом медиапсихологии становится психодинамика массовой коммуникации, проявляющаяся в разнообразных формах, таких как: творчество в процессе коммуницирования, коммуникативная открытость, информационная безопасность, медиа-манипуляция, социотерапия, информационный психоз, вторичная травма, Net-мышление, виртуальная идентичность, публичная субъективность, типосиндром коммуникатора, референтный перенос и т.д. Рассмотрение этих категорий в контексте генерального процесса психосоциальной саморегуляции позволит взглянуть на общество как на глобального виртуального субъекта, обладающего виртуальной психикой, и таким образом понять надличностную сторону управления основных психических функций.